Вампиры. Опасные связи - Страница 44

Карлотта поднимается на цыпочки, прижимается своим розовым ротиком к моим губам и исчезает, оставив после себя мимолетный шорох шелка и аромат сирени.

Позади живой изгороди я обнаруживаю огород, где отец Мэг любовно выращивает овощи к общему столу. А, теперь понятно. Это человек, презирающий цветы и красоту, он предпочитает прозаичные овощи и зелень — совсем как его хозяин. Воздух здесь густо насыщен испарениями гниющих побегов брюссельской капусты, запахом свежевскопанной земли и компоста. Сквозь прорехи в живой изгороди я вижу холодный блеск стеклянной теплицы и между кухней и спальнями слуг — манящий прямоугольник кухонной двери.

Как только Руперт узнает, что я не убил его отца, он взрывается от ярости, словно вулкан.

Мы встречаемся под вязами. Среди голых ветвей над нашими головами кричат и перелетают с места на место грачи.

— Ты лжец! — кричит Руперт. — Ты предатель!

Он налетает на меня и молотит руками по воздуху, как ветряная мельница. Но я легко сдерживаю его натиск. В драке от Руперта никакого толка, как, впрочем, и во всем остальном. Возможно, он ничего не стоит и как художник, ему просто нравится размышлять о своих страданиях и непонимании окружающих.

— Почему ты не прикончил старого дьявола? Ты только ранил его!

— Мне помешали.

— Что это значит — помешали?

И я рассказываю ему. Руперт злится еще больше. Он стремительно расхаживает взад и вперед, пинает деревья и плачет. Наконец он поворачивается ко мне, словно в приступе смертельной болезни. Его лицо становится бледным и хрупким, как кожица гриба.

— Это катастрофа! — восклицает он. — Если Мэг любовница моего отца, мне незачем больше жить. У них родится ребенок, а у меня не будет ни наследства, ни дома, ни жены!

Он бросается ко мне, хватает за лацканы пальто. Я не без удовольствия наблюдаю за ним.

— Убей меня, — молит он, и из его прекрасных затуманенных глаз текут слезы. — Убей меня вместо него.

С радостью.

Только я могу это сделать.

Я прижимаю Руперта к своей груди; мы одного роста с ним, и на мгновение наши взгляды встречаются, а потом я опускаю голову к его горлу. Он напряжен и жаждет забвения. Но происходит неизбежное. Он расслабляется в моих руках, обхватывает голову. Он вздыхает. И забывает, из-за чего так разозлился.

Мы связаны в единое целое, его кровь плавно перетекает мне в рот, его плоть крепко прижата к моему телу. И вот тогда я влюбляюсь в него.

Я уже насытился и перестаю высасывать из него кровь. Я хочу удержать его возле себя. Но я выпил не так много крови, чтобы его убить, и Руперт понимает это.

Ты мерзавец, — произносит он ослабевшим голосом. — Ты опять мне солгал.

Он теряет сознание. Я отпускаю его. Оставляю его лежать на корнях дерева, где он упал, а сам убегаю.

Но я ухожу не далеко. На полпути к выходу стоят старинная беседка, увитая розами, неработающий фонтан и несколько замшелых статуй. Там я в нерешительности останавливаюсь. Моя голова полна мыслей о Руперте, Мэг и Даниэле. Меня тянет к ним. И я испытываю страдания.

Появление Карла пугает меня. Я не смотрю, куда иду, и не замечаю его в тени розовой шпалеры. Я едва не натыкаюсь на него. Он похож на ожившую статую с горящими глазами. Будь я человеком, я, наверное, умер бы от страха. Оказывается, он все еще ходит за мной, следит, предостерегает — могу поклясться, он делает это просто от скуки.

— Ты собираешься оставить его? — Он хватает меня за руки и вынуждает смотреть ему в лицо. — Антуан, у тебя есть выбор. Возвращайся и прикончи их всех или уходи немедленно и никогда не возвращайся. Прими решение, или ты уничтожишь себя!

— Почему ты не оставишь меня в покое! — ворчу я и высвобождаю руки.

— Оставлю, — холодно бросает он. — Но я видел слишком многих, похожих на тебя, кто пренебрегал собственным существованием из-за одержимости смертными. Я даже видел, как они убивали себя.

— Убивали себя?

Эта идея шокирует меня. Немыслимо. Какой смысл добиваться бессмертия, чтобы потом отказаться от него?

— Как только я смогу убедиться, что ты все понимаешь, я оставлю тебя и твои глупости.

Я смеюсь.

— Карл, неужели ты не понимаешь? Ты предлагаешь нам такое скучное существование. Да, я испытал все, чем грешат новоиспеченные вампиры, в надежде, что это утолит их тоску. На какое-то время это действительно помогает. Я взбирался на горные вершины, где из-за холода и недостатка кислорода не выжил бы ни один человек. Я погружался в пучину океана. Я, словно птица, летел вниз с Эйфелевой башни и отделался сломанным запястьем.

— И все это не доставляло тебе удовольствия?

— Дело в том, что все эти трюки удаются нам слишком легко, так что нет смысла их проделывать. Это не испытания. — Мой голос охрип, мне противно, что я так разгорячился и разоткровенничался с Карлом, но так уж вышло. — Нам доступно лишь немногое — единственное испытание — страстью. И этот шанс, — я показываю мимо деревьев на серо-коричневый дом, — остался там.

— Я не согласен, — говорит Карл, но глаза выдают его.

— Друг мой, если ты не согласен, почему так опекаешь меня? Какая может быть в подлунном мире причина кроме той, что ты сам надеешься ощутить некоторое волнение?

Карл не может найти ответа. А я, довольный, что заставил его хоть ненадолго умолкнуть, возвращаюсь назад.

Я опять подхожу к дому. Словно мотылек на огонь. Конечно.

Я стою под окнами гостиной, а они сидят внутри, в свете камина и газовых ламп. Картина в коричневых тонах с небольшими вкраплениями зеленого, красного и золотого цветов. К моему немалому удивлению, Руперт и его отец сидят в креслах по обе стороны от камина. Они не разговаривают, но — господи! — они находятся в одной комнате! Они пьют бренди, и янтарная жидкость сверкает в лучах пламени камина.