— А в чем тогда? — Мона начата жалеть, что приехала.
— Когда Викторина открыла дверь, она… — Минерва закусила губу. — Она была не одна.
— Великолепно, мелкая пиявка нашла новую хозяйку.
— Нет, — сказала Минерва. — Там была ты.
Мона нахмурилась:
— Что?
— Ну, не ты теперешняя. — Взгляд Минервы затуманился воспоминаниями. — Там была Дива Демона.
Тошнота разбухла, как тело бодибилдера, Мона стиснула зубы, чтобы ее не вырвало. Сумасшествие какое-то. Даже при мысли о том, что кто-то ее имитирует, имитирует ту, кем она когда-то была, у Моны возникло чувство, что над ней надругались, словно кто-то раскопал могилу любимого ребенка.
— Ты хочешь сказать, что эта свихнувшаяся сучка убедила кого-то играть для нее роль Дивы Демоны, чтобы она могла воображать, будто я ее не бросала?
— Может быть, хотя это был никакой не долбаный маскарад. Мы знаем друг друга со школы, и я тебе точно говорю — та цыпочка даже пахла, как ты. Ну или так, как ты пахла раньше. Если бы я не знала наверняка…
Тошнота, мучающая Мону, начала трансформироваться в спеленатую в кислотный кокон злость.
— Верю, — сказала она. — Правда верю.
Мона замолчала и прикусила губу. Она вспомнила, как впервые увидела Викторину. Тогда та была еще просто Вики. Серая мышка с фотоаппаратом пришла на шоу, и казалось, ей потребовалось все ее мужество, чтобы перешагнуть через порог клуба. Она была как чистая грифельная доска, как пустой сосуд в ожидании, когда его наполнят чем-то конкретным. Вики повстречала Диву Демону и решила, что нашла это. Поначалу Моне это даже льстило. Викторина была так внимательна по отношению к тому, что любит или терпеть не может Мона, так старательно изменяла себя, чтобы соответствовать идеалу госпожи.
Мона тряхнула головой:
— До встречи со мной она не знала, кто она. — Мону захлестывали волны тошноты и злости. — Она так старалась исполнить все мои тогдашние обманчивые желания, что постепенно превратилась в идеальную рабыню, которая мечтает только о том, чтобы сделать свою госпожу счастливой. Она готовила, убиралась в квартире, давала мучить себя, насколько мне позволяло воображение. Она была славной маленькой домохозяйкой вампира, а я была королевой ее мира. Словно я никогда не была другой.
Минерва сочувственно кивнула:
— Господи, можешь не рассказывать. Она была как твоя собственная версия монстра Франкенштейна. Ты сотворила ее из ничего, взяла простую белокурую цыпочку из пригорода и превратила в чертову готическую фанатку. А когда тебе наскучило играть в эту игру, для нее было уже слишком поздно, потому что в этой игре была вся ее жизнь. Она словно истратила всю свою энергию, пытаясь угодить тебе во всем, и для кого-то другого у нее уже ничего не осталось.
Мона опустила голову на руки, чувство вины и злость боролись в ее душе.
— Я не виновата, — сказала она и возненавидела свой слабый голос.
— Брось, конечно не виновата.
Минерва передвинулась вместе со стулом вокруг стола и положила руку на плечо подруги.
— Послушай, я совсем не хотела расстраивать тебя со всей этой ерундой. Просто я подумала, может быть, ты захочешь узнать о том, что кто-то здесь имитирует тебя, вот и все. Эй, посмотри на это с другой стороны. Может, тебе подать на нее в суд за нарушение авторских прав?
Мона уткнулась в плечо подруги и улыбнулась:
— Да уж, или вбить осиновый кол в сердце! — Мона выпрямилась и нервно расчесала пальцами седые кудри. — Боже, я-то думала, что покончила с Дивой Демоной, а эта свихнувшаяся сука взяла и раскопала ее. Теперь мое умершее прошлое разгуливает на воле, и у меня такое чувство, что я должна пустить ей пулю в лоб или что-нибудь в этом роде.
— Не заморачивайся, чувиха. Мне жаль, что я завела этот разговор. — Минерва по-бойскаутски приложила руку к сердцу. — Клянусь, это больше не повторится.
Она наклонилась и сжала бедро Моны.
— Ну что, сладкая? — Минерва комично изогнула брови, изображая конферансье. — Ты не против заглянуть ко мне и повалять дурака?
Мона засмеялась:
— Я уж думала — ты никогда не предложишь!
В тот вечер у Минервы была сессия, и Мона оказалась предоставлена сама себе. Ей хотелось двигаться, гулять по улицам, поглощать эссенцию города, ее давно потерянного возлюбленного. Какая-то изначальная гравитация завела ее на старые, протоптанные тропы. Она очутилась на авеню впустую растраченной юности, и у нее появилось странное чувство оторванности от реальности. Казалось, все вокруг изменилось в той же степени, что и сама Мона. Так много старых баров и клубов, взрастивших Диву Демону, исчезло, покрылось ржавыми металлическими ставнями, или мистическим образом на их месте возникли модные кафе, забитые безупречными адептами контркультуры. Улицы казались не настоящими, как декорации низкобюджетного фильма о жизни города.
Она стояла на углу Первой улицы и Девятой авеню, и теплые волны болезненной ностальгии омывали ее со всех сторон. Вон палатка с корейскими фруктами, где она всегда покупала апельсины, печенье и холодные белые розы. А вон газетный киоск, где пожилой продавец-индус хмурился, оценивая ее выбор — фетишистски ориентированную периодику.
Внезапно ее атаковали призраки, пульсирующие воспоминания обо всех этих бесконечных, искрящихся пьянящим светом ночах. Мона вспомнила, как она, самонадеянная и страстная, шла на высоких каблуках по этим улицам, метила, как хищник, свою территорию, бессмертная в тот момент, как может чувствовать себя бессмертной только глупая юность. Она вспоминала, как отдавалась самым экстремальным фантазиям с твердой убежденностью в том, что завтра не наступит никогда.